Крючков И.В.
Ставропольский государственный университет

"Противник глазами советских людей".

В последние годы среди историков растет интерес к сложной и многогранной проблеме, которая «обросла» устоявшимися клише и стереотипами, мешающими ее плодотворному исследованию. Речь идет об истории военнопленных, особенно в годы мировых войн. Образ врага, сформированный во время войн, до сих пор довлеет над многими историческими исследованиями. Открытие архивных фондов, знакомство с воспоминаниями военнопленных способствовали становлению истории военнопленных.

Однако в большинстве работ российских и отчасти зарубежных историков из поля  зрения выпадает проблема отношения местного населения к военнопленным вражеских армий. Применительно к России изучение данной проблемы сопряжено с рядом трудностей. Архивные материалы, выдержанные в официозном стиле, в значительной мере упрощают и схематизируют отношение граждан СССР к военнопленным из Германии, Австрии, Финляндии и других стран. С другой стороны,  на Ставрополье в 30-50-е годы преобладало сельское население, в традициях которого мы не находим стремления к созданию письменных воспоминаний.

И здесь на помощь ученым приходит устная история. Именно устная история и устная традиция в наибольшей степени передают культурные смыслы, доминирующие в массовом сознании. Она дает возможность проследить восприятие современниками сложных исторических проблем через призму своих интерпретаций.

В 2003-2005 гг. на территории Ставропольского края под руководством межведомственной проблемной научно-исследовательской лаборатории «Интеллектуальная история» Ставропольского государственного университета проводились анкетирование и интервью жителей края, переживших оккупацию региона в 1942-1943 гг. Всего было опрошено более 60 чел., проживающих в различных районах края и принадлежащих к различным социальным группам населения. Некоторые результаты этого исследования и легли в основу данного доклада.   

В годы Второй мировой войны Ставропольский край в течение августа 1942 – января 1943 гг. был оккупирован германской армией и румынскими воинскими частями. Выявление восприятия местными жителями солдат из Германии и Румынии не составляет особого труда, так как уже в общении с местным населением они представляли германские и румынские вооруженные силы.

Солдаты и офицеры из бывшей Австрии и стран Восточной Европы оказались в составе воинских частей Вермахта, расквартированных на Ставрополье. Поэтому для местных жителей все они, как правило, являлись «немцами» или «фашистами», что затрудняет их выделение из общего состава германской армии. Несколько австрийцев оказались в с. Дивное Апанасенковского района. Местные жители узнали о том, что они австрийцы из разговоров с самими солдатами, которые каждый раз подчеркивали, что они именно австрийцы, а не немцы. Австрийские солдаты были весьма корректны с местными жителями, не раз спасая их от бесчинств румынских солдат и калмыцких коллаборационистов. Жительницу с. Дивное Сивоконь Е.Д. один из австрийских солдат спас от расправы румын, что произвело на жителей сильное впечатление, вызвав определенные симпатии к австрийским солдатам. Спасенная после этого на всю жизнь осталась самым последовательным «австрофилом» в районе

Что удивляло жителей Ставрополья в солдатах Вермахта? Это педантизм, аккуратность и ностальгия по Родине. Причем, это проявлялось по-разному. Одни часто показывали фотографии членов своих семей, домов, улиц, населенных пунктов. Другие дарили небольшие подарки детям. Очень интересен внешний облик оккупантов, утвердившийся в сознании людей. Немецкий солдат обязательно был высоким, голубоглазым блондином.

К своему большому удивлению жители Ставрополья узнали, что немцы тоже христиане. Это дало основание некоторым из них  во время анкетирования утверждать, что немцы по своему вероисповедания были православные. Здесь мог местных жителей запутать тот факт, что на Северном Кавказе солдаты Вермахта не редко заходили  в местные православные церкви на богослужение.

В любом случае даже при этом относительно терпимом отношении оккупантов к местному населению, последнее всячески стремилось избегать контактов с солдатами Вермахта. Правда во время опросов всплыли некоторые факты, которые не вписывались в традиционную историю Второй мировой войны на Ставрополье. В частности, из воспоминаний жительницы с. Малые Ягуры Савченко Г.В. следует, что ряд девушек села флиртовали с немцами, а затем родили от них детей.

Практически все респонденты подчеркивали довольно корректное отношение оккупантов к местным жителям. Однако и здесь встречались некоторые исключения. Так житель г. Ставрополя Жеребятников Г.Г. и ряд других респондентов отмечали тот факт, что немецкие солдаты без всякого стеснения исправляли естественные нужды на глазах местных жителей.

Здесь следует отметить одно обстоятельство. Во время интервью практически все очевидцы оккупации проявления насилия связывали с действиями румын, калмыков, немцев, «фашистов», но  только не австрийцев. С чем это может быть связано? Во-первых, как уже отмечалось, австрийцы вполне могли оказаться в категории «немцы» или «фашисты». Во-вторых, те солдаты и офицеры Вермахта, которые называли себя австрийцами, скорее всего, действительно, не были замешаны в действиях, направленных против местного населения.

Довольно терпимое отношение местного населения к солдатам Вермахта во многом объяснялось относительно мягким оккупационным режимом, установленном Третьим Рейхом на Северном Кавказе по сравнению с другими регионами СССР. Местное население пострадало от оккупационного режима в меньшей степени, чем население Украины или Белоруссии. Местных жителей оккупанты не трогали, если только они не относились к партийно-советской элите страны.

Массовые репрессии затронули только советских граждан еврейской национальности и душевнобольных. Кстати знаменитые «душегубки» впервые массовое применение получили на территории Ставропольского края. Репрессии также затронули граждан СССР, оказывавших сопротивление оккупантам. Все факты массовых репрессий по возможности скрывались от местного населения. Единственно, что раздражало местных жителей, так это бесконечные «реквизиции» продовольствия и белья немецкими солдатами.  Во многих населенных пунктах немецкие коменданты даже боролись с фактами мародерства немецких солдат, в частности в с. Николина Балка (Петровский район) Из воспоминаний жительницы с. Николина Балка Чепко В.Ф.

В воспоминаниях сельских жителей Ставрополья «образ немецкого оккупанта» выглядел менее устрашающе по сравнению с солдатами армии Румынии и представителями некоторых народов Северного Кавказа, перешедших на службу Третьему Рейху. Последние две категории характеризовались как повальные грабители и насильники в отличие от немецких солдат.

Кроме этого, с одной стороны, период оккупации на Ставрополье не был длительным, с другой – оккупационные власти явно заигрывали с местным населением, особо пострадавшим в годы Гражданской войны и коллективизации. Наиболее ярко это проявилось в политике оккупационных властей по отношению к казачеству. Германская администрация стремилась заручиться поддержкой казачества, пойдя на определенные уступки ему.

После освобождения Ставрополья на территории края в общей массе пленных солдат и офицеров Вермахта оказались граждане бывшей Австрии и из стран Восточной Европы. Это подтверждают и архивные материалы, и устная история. Крупные партии военнопленных оказались в лагерях в районе г. Армавир (Краснодарский край) и в Новоселицком районе (Ставропольский край), где было выделено около 30 тысяч га земли для создания специального совхоза, на землях которого должны были трудиться военнопленные. В 1946- 1947гг. от этой идеи отказались, переведя военнопленных в другие регионы СССР.

                 Относительно небольшие партии пленных трудились в 1943-45 гг. и после войны на восстановлении объектов народного хозяйства Ставропольского края. Эти группы военнопленных имели возможность контактировать с местным населением в пределах, допускаемых охраной.                 В начале 1944 г. военнопленных Вермахта в количестве около 300 человек разместили в районе железнодорожной станции с. Петровское, их охраняли солдаты из частей НКВД. Партия военнопленных вместе с охраной прибыла в село из Ставрополя. Основная задача пленных заключалась в восстановлении железнодорожного полотна от Петровского до с. Дивное и элеватора в с. Петровское. Для военнопленных в селе создается специальная баня, в которой пленные мылись раз в две недели. В бане работал персонал из местного населения, имевший возможность в определенных рамках общаться с пленными. Банщиками работали мужчины из местного населения, а женщины в прачечной, находившейся здесь же в бане. В прачечной стиралась одежда пленных.  Среди сотрудников персонала бани оказалась и Шардакова М.И. (1927 г. рождения). По ее словам все пленные имели хорошее мыло, а некоторые даже зубной порошок, одеколон и шампунь(!). Пленные были опрятно одеты, при этом они не имели на форме знаков отличия. Все они были одеты в свою военную форму. Возрастные категории пленных были разнообразны от солдат пожилого возраста до юношей. Общались пленные с местным населением во время посещения бани очень мало. Иногда они давали обслуживающему персоналу мыло, которое являлось в селе большим дефицитом. Однако пленные никогда не давали использованное мыло. Оно всегда было запечатано и не использовано и, по словам Шардаковой М.И. очень душистое. Пленные обращались к персоналу, используя отдельные слова и фразы из русского языка. В целом практически все очевидцы отмечают, что пленные вели себя очень дружелюбно по отношению к местному населению. За время нахождения военнопленных на территории села не было  отмечено ни одной стычки с местным населением.  Для пленных посещение бани всегда было большим праздником.   

Следует обратить внимание на то,  что местные жители пленных называли «панами». Это слово явно перекачивало в лексикон местных жителей из украинского языка, так как большинство местных жителей в XIX века перебралось с Украины на территорию степного Предкавказья. Используемое слово в это время уже потеряло первоначальный смысл. «Паны» в данном случае  ассоциировались с «чужаками», «нехристями», отличавшимися во всем от местного населения. Тем более, в 20-30- е гг. советская пропаганда мифологизировала «образ пана»- это обязательно враг, богач (местное население на Ставрополье имело низкий уровень жизни, пережив кровавую гражданскую войну и коллективизацию). Даже наличие у пленных мыла говорило об их «панстве».  С. Петровское пленные Вермахта покинули в начале 1945 г. с завершением восстановительных работ на железной дороге и на элеваторе.

Как и в годы Первой мировой войны жители Ставрополья сравнивали отношение к военнопленным со стороны Германии и СССР. Тем более, что на территории Петровского района во время оккупации находился лагерь для военнопленных солдат и офицеров Красной Армии, где были нечеловеческие условия содержания пленных.

По мнению многих жителей района и края в целом, немцев и австрийцев в лагерях на Ставрополье содержали слишком хорошо. Они имели трехразовое питание, хлеб даже в голодные годы, чего пленные, на взгляд местных жителей, не заслуживали. Данная категория населения полагала, что пленные в 1943-46 гг. жили значительно лучше местного населения. Эти суждения объясняются двумя обстоятельствами: 1) содержание пленных на Ставрополье было относительно лучше по сравнению с другими регионами СССР; 2) идеализация местным населением положения пленных немцев и австрийцев.

Другая проблема, которая очертилась во время диалога с современниками событий второй половины 40-х годов – это попрошайничество пленных. Жители Петровского и Туркменского районов, привозившие зерно на элеватор г.Ставрополя, столкнулись здесь с такими фактами. Пленные просили у русских женщин «були». Поэтому у многих очевидцев образ военнопленных устойчиво ассоциировался с «булей», которую пленные любыми средствами пытались выпросить у местных жителей, так как возможностей покупки или обмена они не имели.

Что же такое «буля». Значительная часть населения края являлась украинцами, переселившимися на Северный Кавказ во второй половине XIX в. – начале ХХ веков. Украинцы лук называли «цыбуля». Кстати, несмотря на ассимиляцию украинцев, до наших дней во многих селениях это название лука сохранилось. Пленные переняли местный сленг, что касалось и других слов. Правда, слово «цыбуля» они упростили до «буля», которое и вошло в обиход в общении пленных с местным населением. Кроме «були» пленные у местного населения, по словам очевидцев, больше ничего не просили.

Возникает вопрос, почему именно лук стал своеобразным связующим звеном в общении местного населения с пленными? Ответ очень прост: пища у пленных была очень пресная и угроза цинги над ними витала постоянно. А лук являлся хорошим средством для профилактики данного заболевания. Тем более, у местного населения в избытке из продуктов имелся только лук, выращиваемый на приусадебных участках, в то время как других видов продовольствия катастрофически не хватало.

Просьбы военнопленных находили отклик среди части советских граждан, в основном женщин. Они передавали лук, чеснок из-за чувства сострадания к пленным. Особенно это было характерно для тех, у кого мужья пропали без вести. По свидетельству Н.Д. Судавцова (жителя г. Ставрополя) в селе Петровском одна женщина в каждое свое посещение села передавала пленным скромный запас продовольствия 9. Когда ей задавали вопрос, зачем она это делает, женщина отвечала, что может быть ее муж находится где-нибудь в плену, и какая-нибудь немка ему тоже подаст милостыню. Были и те, у кого просьбы военнопленных вызывали только раздражение и злобные окрики.

Во все этом процессе весьма своеобразную роль играла охрана. По воспоминаниям жителей Туркменского, Петровского районов, г. Ставрополя, охрана относилась к передаче продовольствия пленным снисходительно, делая вид, что она ничего не замечает. Но как только возникали какие-либо трения или перебранка между местными жителями и военнопленными, охрана тут же вмешивалась и отгоняла местных жителей от пленных солдат Германии и Австрии. В Ставрополе, где пленные восстанавливали здание КГБ и другие, разрушенные в городе объекты, место работы пленных обносили специальным забором. Охрана пленных была не велика примерно по 3-4 человека на сто человек пленных, при чем охрана на вооружении имела обычные винтовки. Многие заборы имели разумеется дыры, у которых собирались дети и обычные зеваки с целью понаблюдать за пленными. Через дыры пленным не редко передавались кусочки хлеба, иногда это переходило в своеобразный товарообмен. В замен хлеба пленные передавали местным жителям различные вещи. По воспоминаниям жителя г. Ставрополя Жеребятникова Г.Г., он во время такого обмена получил, бесценный подарок для ставропольского мальчишки подарок в виде перочинного ножа с деревянной ручкой.

Как это не парадоксально, но наибольшей активностью в общении с пленными в Ставрополе отличались дети. Им в силу темперамента и присущей детям любознательности было легко установить контакт с пленными. К тому же «образ врага» не определял полностью их отношение к военнопленным. Охрана относилась весьма снисходительно к общению детей с пленными, чего нельзя сказать применительно к контактам взрослого населения с пленными, которые у охраны могли вызвать подозрение. Правда, здесь следует выделить еще обстоятельство. Уже во время оккупации многие очевидцы выделяли сентиментальность некоторых военнослужащих Вермахта в общении с детьми местного населения. У солдат на родине остались семьи и дети, по которым они скучали. Это и определило их теплое отношение к детям. Поэтому военнопленные весьма охотно шли на контакты с детьми. Очень часто к началу диалога приводили незамысловатые слова, произнесенные из уст пленных или местных жителей типа «Гитлер капут!», «Гитлер хендехох!» и т.д. Эти фразы, понятные обеим сторонам диалога вели к началу коммуникации.

В воспоминаниях местных жителей запечатлелся еще один образ военнопленных. Многие респонденты удивлялись трудолюбию, пунктуальности и дисциплине пленных. Качество, выполняемых ими работ было на высоком уровне.   

С 1947 г. на Ставрополье практически не осталось военнопленных Вермахта. Демобилизация Красной Армии во многом решила проблему рабочих рук в крае. К тому же в регионе не было крупных промышленных объектов, на восстановлении которых мог бы использоваться труд нескольких сотен или тысяч пленных. Необходимость восстановления разрушенных в годы войны промышленных центров страны заставила советское руководство перебросить пленных из Ставропольского края в другие регионы СССР.

Таким образом, представленный анализ не может претендовать на создание целостной картины восприятия солдат Вермахта в годы оккупации Ставрополья и военнопленных Вермахта на территории Ставропольского края, но устная история и традиция могут стать важным дополнением к традиционным видам источников при реконструкции исследуемых событий.